— Немцы под Москвой! — начал он. Затем подробно стал описывать обстановку на фронте, рассказал о конкретных задачах частей и соединений, командиры и комиссары которых находились в зале. И вдруг генерал умолк на полуслове. Через зал к сцене медленно шел худощавый человек в штатском, с бородкой клинышком. Мы сразу узнали Михаила Ивановича Калинина. Командиры встали.

— Товарищ Председатель Президиума Верховного Совета СССР! Командиры и комиссары находятся на разборе оперативной обстановки! — четко доложил генерал.

Михаил Иванович подал ему руку, отдал нам честь и сказал:

— Здравствуйте, товарищи!

Мы дружно ответили. Он попросил нас сесть. Сняв с головы каракулевую шапку, Калинин положил ее на край стола и, потрогав пальцами свою серебристую клинообразную бородку, заметил:

— Надеюсь, товарищ генерал уже ввел вас в курс дела?

Он прикрыл рот рукой и простудно кашлянул. Полковник, стоявший рядом, пододвинул Михаилу Ивановичу стул. Калинин поблагодарил его, но не сел. Мы с Назаровым, да и не только мы, с восхищением смотрели на него. Выглядел Калинин усталым. Но, несмотря на это, говорил убедительно, четко чеканил каждое слово:

— В сражении под Москвой на сибиряков и уральцев наша партия и правительство возлагают большие надежды! Вас вооружил народ боевым современным оружием. Бейте же безжалостно фашистских захватчиков, чтобы они не нашли обратно дорогу! Смерть немецким оккупантам!

— Смерть немецким оккупантам! — откликнулись командиры.

Из-за кулис адъютант генерала принес стакан крепко заваренного чая и подал его Михаилу Ивановичу. Он поблагодарил и тут же заметил:

— Холодно. Погода обещает быть еще суровей. Немцы плохо переносят холод. Зато для нас мороз — союзник.

Кто-то попросил разрешения задать вопрос. Михаил Иванович спустился в зал к товарищам. Завязалась непринужденная беседа. Калинин сам спрашивал командиров и комиссаров о боевой готовности частей, о настроении личного состава, все ли в порядке со снабжением продовольствием и обмундированием. Он садился рядом с командирами, брал их за плечи и дружески беседовал. В эти минуты он не выглядел усталым. Лицо его румянилось, глаза радостно блестели. Он то и дело удовлетворенно поглаживал свою бородку. Подошел Калинин и к нам. Мы с комбатом встали, выпрямились.

— Ну-ну, без официальностей! — усаживая нас рядом с собой, сказал Калинин.

— Вы уральские лыжники? А как думаете бить фашистов?

— Беспощадно! — ответили мы. Михаил Иванович улыбнулся, заглянул нам в глаза и снова спросил:

— А готовы ли вы к этому? Ведь они неплохо воюют.

— Мы их сильнее! — убежденно ответил я. Михаил Иванович ласково взглянул на меня и спросил:

— А скажите, лыжники все так же молоды и здоровы, как вы? — Потом он улыбнулся и сказал: — С такими молодцами мы победим любого врага!

А когда уходил от нас, с отцовской строгостью предупредил:

— Зря не рискуйте, берегите людей, думайте о них в любой обстановке!

Когда мы возвратились в батальон, бойцы окружили нас. Весть о том, что с нами беседовал Михаил Иванович Калинин, разнеслась с быстротой молнии. Солдаты и командиры знали, что он заботится о воинах, проверяет готовность к наступлению, по-отечески желает боевых успехов и удач.

В боях и походах в Подмосковье мы всегда помнили наказ Михаила Ивановича Калинина и беспощадно громили гитлеровских оккупантов.

ПОДВИГ САНИТАРА

После боевого похода наш батальон расположился на отдых в деревне Подчертково. Лыжники приводили в порядок оружие и снаряжение, готовились к новым боям. Мы с командиром батальона капитаном Назаровым сидели за столом. Вдруг в передней комнате шмелем загудел зуммер.

— Мороз слушает! — взяв трубку, сказал Назаров. — Что?.. Самолеты? — озабоченно переспросил он через минуту и взглянул на меня.

Я прикрутил ярко горевшую керосиновую лампу и осмотрел маскировку на окнах.

— Усильте наблюдение, объявите тревогу! — приказал капитан и быстро связался с командиром бригады.

В эту полночь санитар Калькаев возвращался из второй роты в санчасть. От деревни Террасы до Подчертково десять километров, и он решил пробежать этот путь на лыжах. Миновав последние патрули у деревни Террасы и углубившись в лес, Калькаев услышал гул самолетов. Они шли низко, казалось, готовясь сесть где-то недалеко, за лесом. Калькаев не отрывал от них глаз. Вдруг в лесу вспыхнул свет, и самолеты, сделав круг, начали удаляться. Калькаев понял: кто-то дал сигнал самолетам. Лазутчик был здесь, рядом с ним, в лесу. Его надо захватить во что бы то ни стало. Не раздумывая, санитар бросился в глубь леса. Стояла щемящая тишина. На том месте, где сверкнул огонек, его лыжи за что-то зацепились. Нащупав веревку, Калькаев потянул ее к себе. Из сугроба показался парашют. От притоптанного снега в лес пролегла глубокая лыжня. Калькаев еще раз осмотрелся, прислушался. В лесу морозно потрескивало, небо затянулось облаками, пошел снег. Казалось, враги все предусмотрели, даже пургу, которая заметает их следы.

И вдруг прямо перед собой Калькаев увидел одинокий домик лесника. Лыжня привела его к самой двери. У стены торчали воткнутые в снег две пары лыж. Калькаев облегченно вздохнул: здесь, в избе, враги были, как в ловушке. Спрятавшись за сосну, он стал ждать. Вскоре дверь скрипнула, и на пороге показался человек. Воровато оглядевшись по сторонам, снова скрылся в избе. Калькаев снял лыжи и подошел к окну. За столом сидели двое. Один светил крохотным фонариком.

— Вот бумага. Здесь все расписано, — торопливо говорил он.

Калькаев присмотрелся и ахнул. Это был житель деревни Подчертково Валентин Папула, всегда выказывавший необыкновенное любопытство к лыжникам-уральцам. Второй (это был парашютист) быстро прочитал бумагу и сунул в боковой карман.

— Опасно, лыжники везде, лучше скорее уходите! — торопил его Папула.

— Сколько километров до наших? — поспешно спросил парашютист.

— Десять. Места знакомые, проведу. До рассвета и сам буду дома, — успокаивал Папула. Фонарик погас. Калькаев отскочил от окна и встал за сосну. Вскоре скрипнула дверь, вышли двое в белых халатах.

— Стой! Стрелять буду! — грозно крикнул Калькаев.

Папула выстрелил. Пуля со свистом впилась в ствол сосны и обожгла Калькаеву левую щеку. Кровь, липкая, густая затеплилась на губах. Тем временем враги успели скрыться. Тогда боец побежал по глубокой лыжне. Хлопья снега слепили ему глаза. Неожиданно из-за ближайшего дерева на него набросился Папула с кинжалом в руке. Калькаев успел ловко перехватить его руку.

— Не губи! — взмолился Папула. — Давай вместе догоним этого подлеца!

Калькаев огляделся. Парашютиста не было. Куда он побежал? И вдруг в лесу послышались знакомые голоса лыжников, залаяли собаки. Калькаев облегченно вздохнул. Когда подоспели бойцы, он сказал, указывая на Папулу:

— Этого задержал. А второй ушел.

— Ничего, далеко не уйдет! — успокоил его командир роты.

Вскоре лыжники привели парашютиста. У него нашли письмо, в котором сообщались ценные сведения о нашем батальоне.

ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА

Несколько дней бушевала пурга. Дороги занесло. Снежные сугробы сровняли с землей заборы и крыши домов.

Жители деревни Подчертково, в которой стоял наш лыжный батальон, знали не одну суровую зиму. В такую непогодь они обычно сидели в избах, никуда не ездили и никого не ждали. Даже соседи редко навещали друг друга. Нам же пурга была верным помощником. Мы почти наверняка знали: в такую погоду немцы не рискнут начать бой. На больших просторах белорусской земли хозяевами были партизаны. В один из таких дней наша разведка донесла: в расположение партизанского соединения вторгся большой карательный отряд гитлеровцев, разгорелся жестокий бой. Там, где карателям удалось потеснить партизан, они жгли деревни, грабили, а жителей расстреливали или угоняли на каторгу. Помочь партизанам командование поручило нам, уральским лыжникам.